В прошлую пятницу канадские нойз-рокеры Metz сыграли свой последний концерт. Так случилось, что он был в Лондоне, и мне удалось на него сходить: что называется, слэм со слезами на глазах, а на разогреве Mclusky и The None, концерт мечты.

Metz попрощались, но оставили после себя немой вопрос — а почему вообще они стали культовой группой? Не один и не два раза такая тема возникала у меня в разговорах с друзьями, близкими к хардкору и нойз-року. Вроде бы ничего необычного Metz не делали, искать глубокий смысл в их лирике нет никакого смысла, до последних двух альбомов (из пяти) их упрекали в том, что они играют одну и ту же песню на одном аккорде. Вот эту:

Я впервые услышал Metz в 2012 году, когда они выпустили свой дебютный альбом с той самой песней (и еще одной разновидностью этой песни под названием Headache). Вокалист и гитарист Алекс Эдкинс говорил, что считает свою музыку панк-роком в его самой чистой форме, мне она скорее кажется попыткой вернуть рок-н-ролл в панк: по сути, это танцевальная музыка. Когда слушает Wet Blanket, ноги сами пускаются в пляс, только в этом танце хочется сталкиваться с потными телами, а не выплясывать кренделя. Если копать глубже, то они, как и еще пара групп того времени (Pissed Jeans, например), взяли из наследия The Jesus Lizard одну конкретную фишечку — риффы без музыкального разрешения, которые как будто топчатся на месте и создают тем самым очень нервное, непоседливое ощущение. И дополнили это

В 2013 году я переехал в Лондон, в декабре того же года сделал татуировку и вечером пошел на Metz. Простая баня превратилась в кровавую, но было дико круто: группа, у которой на тот момент был всего один альбом и полторы песни на нем, удерживала внимание от начала сета до конца, а вокалист Алекс Эдкинс транслировал вайбы Стива Альбини, с которым они впоследствии будут записываться и дружить.

Эти вайбы — на самом деле, ключ к разгадке популярности Metz. Второй ключ — это потрясающий логотип, но с ним все понятно, а с вайбами сложнее. Посмотрите на Эдкинса. На кого он похож больше всего, как бы вы его классифицировали? Как нерда, ботаника. Очки с толстыми стеклами, фигура, никак не намекающая на атлетизм, он такой же, как многие из нас, но стоит на сцене и ебашит панк-рок. Смотришь на Эдкинса и думаешь — блин, я тоже так могу. Многие мои друзья посмотрели и смогли, влияние Metz на российскую постхардкор-сцену невероятное. Это идеальный пример того, как важна репрезентация: когда ты видишь, что такой же задрот, как и ты, играет на сцене и выглядит круто, ты сам берешься за гитару.

Образ гика в рок-музыке — не что-то новое, можно вспомнить Weezer, например. Но Риверс Куомо все-таки надевал костюм гика, его песни ироничны и самоироничны, они обсуждают саму суть этого лирического героя. Эдкинс ничего не обсуждает и не рефлексирует, он просто говорит — я Милхаус, а не Барт, и я ебашу панк-рок, и ничего ты мне не сделаешь. Кстати, в интервью он признавал, что ему нравится, что его именно так воспринимают. Альбини, учитывая его скандальность, выполнял эту роль лишь отчасти — он из тех очкариков, кто готов и врезать, я себя с ним не идентифицирую. А с Эдкинсом — пожалуйста.

Если сформулировать совсем кратко, то Metz умели делать одно дело, и делали его хорошо. Они не пытались создать новый жанр — только подсветили любимые ими черты в уже существующем. Они потрясающе выступали живьем и транслировали понятный и легко считываемый образ — и этот образ приходился по душе сотням тысяч мальчиков и девочек по всему миру. Но сейчас они просто устали турить.

Лет через 10 встретимся в мошпите на реюнион-шоу.